К феноменологии модного сознания

Потенциал, который предоставляют возможности современных тематизаций в области моды, впечатляет. Теоретико-познавательная рецепция моды в ее историческом движении, социокультурных, эстетических и мировоззренческих трансформациях учитывает особый статус этой институции. Благодаря ему мода имеет выходы в социологию, идеологию, историю. Мода традиционно существует на стыке искусства, потребления, экономики, политики. Она артикулирует социально–историческую динамику, выполняя функции социальной маркировки и идентификации. Кроме того, актуальная фаза модной истории активно сближает ее с ценностями массового общества и массового вкуса. Поэтому вопросы генезиса, морфологии, структурных типологизаций, институализации моды оказываются предметом многих описаний и концептуализаций: социологических, экономических, социально-психологических, историко-культурных К настоящему времени, естественным условием в исследованиях моды выступает междисциплинарность.. Последнее верно и в отношении философского познания, которое представлено разными регионами и, часто, конкурентными исследовательскими горизонтами.  

Выбирая из многообразия подходов и методологических оптик, зададимся вопросом: что произойдет, если мода окажется в фокусе актуальной дискуссии со стороны социальной теории, семиотики и философии бессознательного? Если эти методологические стратегии будут задействованы одновременно?

В самом центре семиотических исследований мода находится с 1967 года, когда R.Barthes публикует свою «Le system de la mode » (Barthes, 1993-1995) . Как известно, R.Barthes предпочитал понятию семиотики термин «семиология», а науку о правилах и принципах построения текста называл транслингвистикой. Эти обозначения пересекаются с соссюровской оппозицией лингвистики языка и лингвистики речи, а, кроме того, отсылают к понятию металингвистики у М.Bachtin. Заявленная линия в представлении моды как специфического типа высказывания – в сущности, как особого социализированного и политизированного объекта, как вторичного невербального кода, задействованного в коммуникации, - была поддержана работами авторов, в большей или меньшей степени отошедших от классического («научного») структурализма и числимых по ведомству философского постструктурализма.

Этот ряд отмечен работами J.Baudrillard (1968; 1972; 1976), отчасти – P.Bourdieu (1975), P.Dumouchel и J.-P.Dupuy (1979), G.Lipovetsky (1987; 1993). Правда, вся эта традиция в презентации и тематизации моды уже не называет себя семиологической, что, косвенно, указывает на истощение семиологического потенциала. Однако возможности семиологии как независимой парадигмы представления и методологии исследования не исчерпаны, о чем, к примеру, свидетельствует проект A.J.Greimas и A.J.Fontanille (1991).

Семиотика в качестве методологии в исследованиях моды рано обнаружила пересечения с постулатами социальной теории. Она тоже рассматривает моду как праксис, как особое языковое проявление. Отличительной чертой такого специфического методологического «наложения» становится понимании моды как самостоятельного дискурса, т. е., языка высказывания, ориентирующего, в первую очередь, на уникальность и событийность происходящего. Важным представляется то, что субъект модного высказывания соотнесен не столько с трансцендентальной компонентой модного знака (вполне возможно, в отчетливом виде, ее не существует вовсе), сколько с исторически подвижной, изменчивой его составляющей (в ситуации моды, «материальность» обозначающего выглядит почти буквально ). Именно последняя, по мысли Ju.Kristeva (1969), отвечает за создание и поддержание успешной коммуникации. В конечном итоге, коммуникативная активность модного субъекта сводится к тому, чтобы внести в сегментированное, оформленное случайным образом социальное пространство известную структурность. С точки зрения семиотики, эта новая структурность в коммуникации: 1) во-первых, представлена как последовательность и регулярность означающих, восполняющих знаковые разрывы и дефициты, а, 2) во-вторых, она открыта для анализа. Указанное обстоятельство способствует отслеживанию способов репрезентации модного субъекта в широком референциальном поле культуры и социальности. Сама же субъективность манифестирована как эффект коннотативных значений, образуемых зоной действия особого события. Этим событием является собственно модное высказывание.

Современную социальную философию тема субъекта интересует по той причине, что постклассическая философская модель субъективности делает акцент на пред-понимающей и пред-расположенной к миру природе человеческого бытия-с-другими. Показателен герменевтический проект. Так, у H.G.Gadamer язык прямо выступает аналогом экзистенциального априори (1980). Коммуникативная способность, в сущности, объявлена трансцендентальным условием понимания. Субъект герменевтического опыта демонстрирует исторически обусловленный тип сознания. Действие субъективности, истолкованной в духе нового, «исторического» трансцендентализма, открывает возможности дополнительных тематизаций. Речь идет о показе ( описании ) субъекта в формате не только сознания, но и языка, и телесности, и практики. Порядок актуального социально-философского вопрошания о субъекте эксплуатирует эту фактичность, и дискуссии об общественном агенте в рамках современной социальной теории часто сведены к проблеме генезиса разнообразных идентичностей. Мода в этом ряду занимает особое место.

Психоаналитический концепт «бессознательного» обозначает инстанцию, по отношению к которой субъект выступает вторичным образованием. Этот тезис имеет выходы как в область философии сознания, так и в сферу концептуализаций по поводу социального. Бессознательное : 1)организует модус «внутреннего» ( психического ), но, что гораздо важнее, 2) оно предстает как порядок внешнего: природного и социального миров. Собственно, социальная философия редко эксплуатирует само это понятие: бессознательное прочно ассоциируемо с «натуралистическим» представлением S.Freud и C.G.Jung об аффективности и анархичности устройства внутренней жизни индивидов. «Бессознательному» дискурс социального предпочитает понятие символического, которым мы обязаны J.Lacan (1973) и P.Bourdieu (1979). Продуктивный характер лакановского бессознательного заявляет о себе в производстве различий, которые конституируют объекты желания и притязания.

Уподобление бессознательного языку, а организации культурного универсума символическому, позволяет говорить об анонимности в производстве социальной структуры. Часто означаемое праксиса или социального опыта возникает как эффект игры означающих. Так, перестав отождествлять моду с функциональной историей костюма, легко убедиться, что смена модного имиджа зачастую не поддержана не только какой-то насущной необходимостью, но и соображениями здравого смысла и просто хорошего вкуса. Это предприятие, по всем признакам, носит случайный характер. Например, G.Lipovetsky, характеризуя моду с точки зрения присущего ей пародийного потенциала, пишет: «Императив моды не в том, чтобы рассказывать сказки или внушать грезы, а в том, чтобы вносить перемены, перемены ради перемен ( курсив мой: В.П. ); так что мода существует лишь благодаря этому непрерывному процессу смены форм» (Lipovetsky, 1993, p. 214). Другими словами, такая случайность в ее конечном выражении, в виде самой модной событийности, совсем не случайна с точки зрения регулярности смены модных координат. В свою очередь, «модное событие» отвечает за производство новых сингулярностей, к числу которых мы относим и модного субъекта, и его сознание, демонстрирующее общезначимость интенционального переживания. Что это за переживание? Другими словами, с какими трансформациями современного индивида имеет дело модное сознание? 

Оторвать субъекта того или иного дискурса от субъекта реактивного и агента, действующего в предлагаемых обстоятельствах внутри социального поля и социального кода, - невозможно. Два выразительных плана - социо- и психодинамики – работают как единое целое. Укажем на ряд обстоятельств, способствующих совмещению горизонтов «социального» и «психического» в представлении субъекта модного высказывания. 

Во-первых, социальная коммуникация позднего капитализма решительно направляется стратегией потребления. Потребление само обрело черты социального института. Это значит, что, оно суть отношение. Это отношение: а) к вещи, попадающей в поле восприятия субъекта; б) между субъектами, обладающими вещами; и в) субъекта к себе самому . 

Аппликация первого типа отношения на область символического означает, что субъект потребления заинтересован не столько в разовом доступе к объекту, сколько в желании все новых объектов и связанных с ними впечатлений. В результате, консюмеристская установка демонстрирует привязанность не к какой-то одной определенной вещи. Скорее, это интенция на ускорение потока впечатлений, каждое из которых одинаково важно и одинаково безразлично. Так современный индивид оказывается последним звеном, результатом внедрения в структуру его переживания консюмеристской стратегии. Эту стратегию мы намерены обозначить как «циническую». 

Второе обстоятельство, на которое следует указать, связано с представлением о модусе власти в обществе потребления. Власть более не принуждает. Она соблазняет : известный тезис J.Baudrillard (1979). Применительно к модной истории, соблазн становится производящим принципом. С одной стороны, он обслуживает идеологию потребления, размещая в границах социального поля активного пропагандиста «модного» стиля жизни. С другой, принуждение к потреблению принимает форму удовольствия, порождая соответствующий фантазм. Ассоциированное с удовольствием, принуждение воспринимается индивидом как его собственное желание.

Совмещение контекстов «потребления» и «воображения» применительно к моде нашло отражение в исследовательской литературе. Работы J.Baudrillard (1968; 1970; 1976), D.Haineault и J.-Y.Roy (1984) дают представление о том, что модное предприятие планируется заранее, и событие совершается ради удовольствия. Именно удовольствие оказывается главной субъективной ценностью. 

Вообще-то, «естественный» порядок вещей ставит принцип удовольствия в зависимость от принципа реальности: мы преследуем поставленную цель, побочным же эффектом ее достижения становится чувство удовлетворения. Но в ситуации гипостазирования удовольствия правомерен вопрос: что происходит с самой реальностью, которая для индивида, фактически, ушла на второй план? Социальная философия, обратившаяся к понятию символического, рассматривает циркуляцию социальных знаков как нечто самодостаточное ( J.Baudrillard, P.Bourdieu ). Социальность, артикулированная как игра гетерогенных означающих, накладывает отпечаток на понимание всех без исключения социальных институтов: общество производит знаки; общество обменивает одни знаки на другие; общество знаки потребляет. Главным шагом в сторону функционирования социального означающего без референта становится ускорение всерьез общественного способа существования. Денотат не исчезает физически. Скорее, он перестает что-то значить. Причиной служит стремительное нарастание информационного потока, за отслеживанием которого индивид эмпирически не поспевает. Если «материей» сообщения выступает именно знак, то на его расшифровку у нас попросту нет времени. Эффект референциального наполнения начинают создавать как раз знаковые повторы. В результате, решающим обстоятельством для субъекта модной истории выступает вовлеченность в «модный» событийный ряд. Главную ценность представляет сам факт смены модных имиджей, создающий «эффект присутствия», важности интенционального переживания от со-участия в событии, позволяющего испытывать удовольствие от причастности ему вновь и вновь.

Перегруженность сознания знаками задает амбивалентную структуру восприятия действительности. Избирательность сознания, его рефлексивность блокированы невозможностью дистанцироваться от информационной перенасыщенности современного социального пространства. Поэтому психическая организация, свойственная такому экзистенциально пассивному индивиду, представляет собой реактивное образование как ответ на социальный вызов. Одновременно, это особый характер самовосприятия. Двойственность психической структуры, присущей субъекту общества потребления, в литературе описана в терминах «нарциссического» (G.Lipovetsky (1993)) и «цинического» (P.Sloterdajk (1983)) модусов внутреннего устройства а, также, как специфическая «утрата утраты» ( Ju.Butler (1997) ).   

 Модный фантазм состоит в том, что изменение индивидуальных составляющих опыта, нацеленных на удовольствие, мыслится субъектом как его собственный автономный выбор. В то время как траектория его желания уже подчинена внешнему принуждению, интериоризованному в структуру эмоциональной привязанности. Это желание ежесекундного, точечного и конечного, подтверждения собственного присутствия во внешнем порядке социального. Правда, оно сопровождается желанием другого рода: проявить себя максимально свободно, т.е. бесконечно. Признание несвободы, фактически, деформации собственной психической структуры, для цинического субъекта невыносимо. И здесь он полагается на сложившиеся, проверенные механизмы культуры, работающие в направлении маскировки дефицита в самом субъекте. Речь идет о своеобразных социокультурных матрицах, форматирующих субъективность путем табуирования переживания собственной несвободы как конечности. Одним из таких эффективных символических образований выступает мода. В частности, как это показал J.Baudrillard, мода символически цензурирует и дискриминирует феномен смерти (Baudrillard, 1976), столь болезненный для субъекта вообще, а для субъекта потребления – вдвойне.

I. Итак, поместив моду в центр дискуссии социальной теории, психоанализа и философии языка, мы создали проблемное поле для «схватывания» идентичности в новых условиях. 

II. Порождающей схемой современности становится цинизм. Циническое восприятие утверждается в модусе психической установки и оказывается структурой жизненного мира. Цинический субъект находит прибежище в различных регионах социальности, но проще всего его обнаружить там, где властное принуждение маскируется под свою противоположность. Где оно заявляет о себе как видимость добровольного и заинтересованного участия. Мода, в этом отношении, демонстрирует готовность к сотрудничеству. Мода предоставляет циническому субъекту возможность убедительно себя проявить: символический горизонт модного сознания подчиняет и субординирует индивида, но он же приводит его в действие.

III. Институт потребления представляет собой настолько властное вмешательство социального в сферу приватного, что защитить себя субъект способен лишь сделав само властное воздействие источником удовольствия. Культура и идеология потребления, с которыми у моды много точек пересечения, поставляет модному субъекту достойные цели. Символический (знаковый) характер потребления позволяет субъекту моды гарантированно осуществлять стратегию самосохранения путем идеального совпадения смысловых горизонтов социального поля и собственного «Я». В этом отношении функционирование себя самого в виде модного знака зачастую рассматривается как последний оплот личностной идентичности.

Barthes, R.(1993-1995). Le system de la mode. Essais de semiologie de la culture. Ed. du Seuil, Paris

Baudrillard, J.(1979). De la seduction. Galilee, Paris

Baudrillard, J.(1970). La societe de consummation. S.G.P.P., Paris  

Baudrillard, J.(1976). L`echange symbolique et la mort. Gallimard, Paris

Baudrillard, J.(1968). Le systeme des objets. Bibliotheque Mediation. Paris

Baudrillard, J.(1972). Pour une critique de l`economie politique du signe. Gallimard, Paris

Bourdieu, P.(1979). La distinction. Critique sociale du jugement. Ed. De Minuit, Paris.

Bourdieu, P., Delsaut, Y.(1975). Le couturier et sa griffe // Actes de la recherché en sciences socials. 1, 1975

Butler, Ju.( 1997). The Psychic Life of Power: Theories in Subjection. Stanford University Press, Stanford 

Dumouchel, P., Dupuy, J.-P.(1979). L`enfer de choses. Rene Girard et la logique de l`economie. Ed. du Seuil, Paris

Gadamer, H.-G.( 1980 ). Wahrheit und Method. J.C.B. Mohr, Tubingen 

Greimas, A.J., Fontanille, J.(1991). Semiotique des passions. Des etats de choses aux etats d`ame. Ed. du Seuil, Paris 

Haineault, D., Roy, J.-Y.(1984). L`inconscient qu`on affiche. Aubier, Paris

Lacan, J.(1973). Le seminaire. Les quatre concepts fondamentaux de la psychanalyse, livre 11. Ed. du Seuil, Patis  

Lipovetsky, G.(1987). L`empire de l`ephemere: la mode et son destin dans les societies moderns. Gallimard, Paris 

Lipovetsky, G.(1993). L`ere du vide. Essais sur l`individualism contemporain. Gallimard, Paris 

Kristeva, Ju.(1969). Semiotique. Recherches pour une semanalyse. Ed. du Seuil, Paris 

Sloterdijk, P.(1983). Kritik der Zynischen Vernunft. Suhrkamp Verlag, Frankfurt am Main

В. В. Петренко, канд. филос. наук 

__________________________________